Логотип журнала "Провизор"








Господин попечитель*

* Продолжение; начало см. в №№ 6, 8, 9, 2006.

Н. П. Аржанов, г. Харьков

Генерал-губернатор Юго-Западного края князь И. И. Васильчиков (1805–1862), хоть и был генерал-лейтенантом, генерал-адъютантом и сыном лихого гусара в 1812 г., оказался слишком уступчив и слабохарактерен в той взрывоопасной обстановке, что сложилась в Киеве начала 1860-х гг.:

«Князь Илларион Васильчиков — Киевский, Подольский и Волынский генерал-губернатор с 1852 г. — был человеком мягким и добродушным. Однажды, в начале киевской службы, когда еще не все горожане знали его в лицо, Васильчиков встретил на улице гимназиста в расстегнутом мундире. «Зачем вы расстегнулись? — спросил Илларион Илларионович, пытаясь выглядеть строгим. — Если встретит вас генерал-губернатор, с вас строго взыщут». — «Да нет, — отвечал гимназист, застегиваясь, — наш князь очень добр и, наверное, простит!»

О том, как доброта князя проявлялась даже в его наружности, написал Н. Лесков: «Физиономия его хранила тихое спокойствие его доброй совести и пребывала в постоянной неподвижности; и эта неподвижность оставалась такою же и тогда, если его что-нибудь брало за сердце, но только в этих последних случаях что-то начинало поднимать вверх и оттопыривать его верхнюю губу и усы». Такая характерная гримаса (киевляне называли ее «добрый мальчик») не сходила с лица князя до тех пор, пока он не находил решения проблемы в соответствии со своим нравом» (www.kv.com.ua/index.php?rub=314&number_old=3245).

Чтобы совладать с попечителем учебного округа Н. И. Пироговым, нужен был предместник князя Илла­риона — грозный Дмитрий Бибиков (1792–1870) [1]:

«Генерал-губернатор Д. Г. Бибиков, посетив клиники, которые были тогда в здании университета, держал перед студентами речь такого содержания: «Вы, господа, пляшите, картежничайте, ухаживайте за чужими женами, но политикой не занимайтесь, не то выгоню из университета».

Потеряв на Бородинском поле оторванную ядром руку, Дмитрий Гаврилович оставался отчаянным ловеласом, и его советы молодежи многого стоили. Советская история ославила Бибикова как «солдафона», «гонителя свободы», «душителя национально-освободительного движения» и т. д. А ведь генерал-губернатор пожертвовал Университету св. Владимира свою библиотеку в 14 тыс. томов, учредил Археографическую комиссию («для разбора древних актов и исследования археологических памятников»), куда принял в 1845 г. на должность художника Т. Шевченко. Благодарный поэт увековечил Бибикова в стихах кличкой «Капрал Гаврилович Безрукий», за что и поплатился.

Князь Васильчиков не был таким бойцом, и неоднозначные указания из столицы сбивали его с толку. Как ни странно, при дворе хватало покровителей не только пироговского либерализма, но даже польских сепаратистов [2]:

«Я заметил князю, что меры, принимаемыя против польской пропаганды, уже слишком паллiативны. Васильчиков отвечал, что он бессилен в этом деле, дйствуя по указанiям из С.-Петербурга».

Реальным центром сопротивления крамоле стала жена Иллариона Илларионовича — Е. А. Васильчикова (1818–1869). Княгиню в «Колоколе» иронически, но по праву называли «равноапостольной Екатериной Алексеевной (рис. 1), киевским военным генерал-губернатором, которая управляет краем вместо мужа». Н. Лесков подтверждает эту характеристику:

Рисунок 1.Княгиня Е. А. Васильчикова

 

«Хитрый жид усвоил себе сведения как о слабостях, так и о силе некоторых лиц, важных не столько по их собственному официальному положению, сколько по их влиянию на лиц важного официального положения. В Киеве таким лицом была супруга генерал-губернатора князя Васильчикова, княгиня Екатерина Алексеевна».

Это она, опираясь на умеренную часть киевской интеллигенции, и подвигла боязливого мужа на эпистолярную кампанию против разрушительных новаций попечителя. В отчетах Васильчиков писал императору: «Пирогов, вступив в управление округом, сразу развернул работу в учебных заведениях в прогрессивном духе...» Но царь ограничивался сочувственными пометками на полях — сдерживали тетя и племянник [1]:

«Студенты Университета св. Владимира требуют особенного за собою наблюдения: между ними замечен дух вольнодумства и стремление заводить партии, не чуждые патриотических замыслов, которым они предаются с увлечением молодости.

В учениках гимназий тоже заметны вольнодумство и легкомыслие. К сожалению, попечителем учебного округа, в цели развития в учащихся понятия о чести и добре, были приняты меры, которые не соответствовали характеру населения и могли не только парализовать, но даже питать вредное направление молодежи: к числу этих мер, по моему мнению, относится официальное утверждение в гимназиях ученических судов для суждения проступков, касающихся взаимных отношений учащихся между собою, и ограничение власти директоров гимназий воспрещением подвергать взысканиям воспитанников без определения педагогического совета».

(Государь соизволил написать на полях: «Ни с чем не сообразно и доказывает всю неосновательность попечителя»).

«Ученические суды признаны вредными министром народного просвещения и по его распоряжению уже отменены» (Государь: «Слава Богу!»).

«Чтобы направить воспитание молодых людей в учебных заведениях сообразно видам правительства и предохранить их от вредных увлечений, необходимо, чтобы со стороны учебного начальства был более деятельный надзор за поведением учащихся и чтобы оно обращало особенное внимание на выбор преподавателей, руководствуясь при выборе не только, как делается теперь, степенью знания предмета, но и образом мыслей в политическом отношении» (Государь: «Весьма справедливо»).

Между тем националистическое университетское подполье росло и крепло, хотя Пирогов пытался сдерживать его наиболее опасные тенденции. Так, попечитель своевременно поддержал В. Б. Антоновича (1834–1908), сумевшего расколоть антиправительственное движение польской и малороссийской интеллигенции.

Владимир Бонифатьевич, поляк по матери, рьяной католичке и патриотке Речи Посполитой, деспотически воспитывавшей в сыне шляхетскую гордость и презрение к «хлопам» и «москалям», по ее настоянию окончил в 1855 г. медицинский факультет Университета св. Владимира и пару лет проработал врачом в Бердичеве и Чернобыле. Лишь после смерти матери Антонович, освободившись от духовного ига, бросил медицину и поступил в университет вторично — на историко-филологический факультет, где вдруг ощутил себя малороссом:

Рисунок 12.Профессор В. Б. Антонович

 

«Попервах Антонович входив до української зміни товариства студентів-поляків. Конфлікт Антоновича із членами польського товариства назрівав з приводу різних концепцій історичного розвитку України і Польщі, протилежних оцінок діяльності українських гетьманів і т. ін. Остаточний розрив стався у 1859 р., коли зайшла мова про приєднання до польського руху за відновлення кордонів Польщі в межах 1772 р. шляхом повстання. Володимир Боніфатійович був принципово проти того, щоб українські землі відійшли до польської держави, тому вийшов із складу польського студентського товариства. Він і 15 його однодумців (Ф. Панченко, Т. Рильський та інші) заснували окремий український гурток, що згодом дістав назву «хлопомани».

Єзуїти віддавали данину неабияким здібностям Антоновича і намагалися у будь-який спосіб залучити його до співпраці. Провінціал ордену Постемпський почав його старанно обходжувати, «вже в той час визнаючи в йому велику публіцистичну та майбутню наукову силу». Постемпський пропонував Антоновичу добру стипендію, обіцяв здобути кафедру в Краківському чи якому завгодно університеті, аби лише він «зрікся своєї українсько-демократичної пропаганди». Коли ж умовляння не подіяли, Постемпський найняв групу польських панів, які мали викликати Антоновича на дуель. Але коли стало відомо про вправність Антоновича як фехтувальника та доброго стрільця, паничі відступили.

Цькування Володимира Боніфатійовича цим не закінчилося. У травні 1860 р. він був викликаний до Бердичева на шляхетський суд. Йому інкримінували підбурювання селян до бунту, антипатріотичні (антипольские — Н. А.) заклики, розповсюдження забороненої літератури. Антонович виважено спростував усі пункти обвинувачення. Володимир Боніфатійович висловив думку, що держава повинна стати гарантом свободи і демократичного розвитку всіх національностей, а на землях, заселених переважно народом української національності, цей народ і повинен бути визнаний за головний» (pautina.ukrbiz.net/historyberd12 , litopys.org.ua/anton/ant01 ).

Отставного лекаря оправдали, т. к. среди «судей» нашлись великодушные — согласные на независимость Украины после победы восстания. Но вскоре Антонович демонстративно перешел в православие, и жажда мести ренегату толкнула поляков на новые подлости (по иезуитской этике, «кому дозволена цель, тому дозволены и средства»):

«По закінченні історико-філологічного факультету Антонович вирішив почати викладацьку діяльність. Він звернувся до попечителя Київського учбового округу М. І. Пирогова, просячи посаду педагога з латинської мови. Як згадував Володимир Боніфатійович, Пирогов запитав його про стосунки з польськими поміщиками й підсумував: «Место я вам дам. Моя служба педагогическая, а не полицейская. Только берегитесь, это дело на мне не кончится».

Пирогов мав рацію. Як дізнався в архіві губернаторства сам Антонович, на нього було подано 42 доноси від поляків. Восени 1860 р. київський земський ісправник Подгурський подав рапорт про існування у університеті «товариства комуністів» під керівництвом Антоновича. Поліція провела дізнання у його родичів і встановила за ним нагляд. Незабаром за доносом пана Меленевського у домі сестри Антоновича було зроблено обшук з метою виявлення рукописів антиурядового змісту. Хоча обшук нічого не дав, Антоновича викликали на засідання комісії по «Делу об устройстве коммунистического сообщества». Комісія не виявила у діях Антоновича складу злочину і відпустила його, але під негласний нагляд поліції.

М. І. Пирогов звернувся з запитом до генерал-губернатора, «не обличен ли Антонович в каких-либо предосудительных поступках, по которым не следовало бы принять его в педагогические курсы». Той відповів, що в цій справі «не встречает препятствий» (pautina.ukrbiz.net/historyberd12 , litopys.org.ua/anton/ant01 ).

«Коммунист» Антонович еще много лет оправдывал доверие Пирогова, Васильчикова и империи. Этот человек странной и запутанной судьбы оставался убежденным украинским националистом, но не радикалом, и потому власти его деятельность ни разу всерьез не пресекали, напротив — позволили Владимиру Бонифатьевичу (рис. 2) сделать профессорскую карьеру, стать членом-корреспондентом Российской академии наук. Наверху помнили как неоценимую помощь Антоновича в кульминационные моменты шляхетского мятежа, так и его взгляды на проблему в целом:

«Когда на Украине начались польские патриотические манифестации, властям был подан адрес, «подписанный Антоновичем, Рыльским и 150 соучастниками их», в котором говорилось, что «поляки здесь пришельцы, а потому манифестации их нужно присмирить оружием» [3].

«Пізніше Антонович підсумовував: «Лучшею минутою моей жизни считаю то мгновение, когда я решился разорвать всякие связи с обществом, в котором на закваске иезуитской происходит самое беззаконное гнилое брожение, поглотившее все нравственные человеческие понятия и заменившее их всевозможными видами лжи, интриги, злобы и кощунства над элементарными положениями человеческой и христианской нрав­ственности».

Антонович обгрунтовано довів, що «шляхетський порядок і іезуїтизм противні духу нашого народу і шкідливі для його життя, що слід без перестану протидіяти їм і охороняти народ всілякими засобами». Володимир Боніфатійович рішуче заперечив, що Польща становила взірець цивілізаціі, а Україна була представницею дикості, та обгрунтував, що «обидві народності укладалися в силу природних етнографічних відмінно­стей і історичного виховання у різні типи культури, часто-густо несхожі одна на одну або навіть протилежні» (pautina.ukrbiz.net/historyberd12 , litopys.org.ua/anton/ant01 ).

В начале 1861 г. обстановка в империи накалилась до предела. Со дня на день ждали манифеста об отмене крепостного права, а следом — крестьянских бунтов и протестов дворян. Невидимая сила, расшатывающая основы порядка, сочла полезным приурочить к социальным потрясениям обострение «польского вопроса». Министр внутренних дел писал в дневнике [4]:

«16 февраля 1861 г. В Варшаве беспорядки. По случаю годовщины Гроховской битвы поляки хотели отслужить тризну о павших в тот день. Говорят, что народ столпился и что войско было принуждено действовать оружием.

По сегодняшним известиям, стрельба будто бы продолжается, и государь очень беспокоен. Поляки давно ищут случая, чтобы подставить себя под картечь. Цель очевидна — в Европе опять заговорят о польском вопросе.

17 февраля. Вчера сборища возобновились. В проходившую роту бросали каменья. Она дала залп, которым убито 6 человек и несколько ранено.

Между тем у нас словно бьют на то, чтобы и в Петербурге произошли варшавские события. В газетах генерал-губернатор объявляет, что 19-го числа правительственных постановлений по крестьян­скому делу объявлено не будет. Говорят о движении в народе. В город вызваны батальоны гвардии».

В Киеве еще не стреляли, но порохом уже пахло [5]:

«13 (25) января 1861 г. в Варшаве состоялась манифестация, положившая начало массовым выступлениям. На Украине также состоялись патриотические манифестации в местах, где проживало польское население. В Киев приехал сын польского поэта А. Мицкевича — Владислав. Студенты и преподаватели университета устроили ему торжественный прием. Особое внимание В. Мицкевичу оказал видный деятель демократического подполья Исидор Коперницкий. Обсуждались вопросы о подготовке патриотических манифестаций, сборе средств на подготовку восстания и выпуске нелегальной литературы.

Студентам-полякам удалось создать подпольную литографию в Киево-Печерской лавре. Они открыто выражали неповиновение администрации и властям. Когда из университета был исключен студент Конрад Пашковский, который во время объявления манифеста 19 февраля демонстративно не снял головного убора и продолжал курить, студенты в количестве более 400 человек, собрав сходку, заявили, что исключение Пашковского без решения университетского суда незаконно, и угрожали прекратить занятия. Пашковский был восстановлен.

Пользуясь тем, что ношение форменной одежды стало необязательным, студенты-поляки появлялись в национальной одежде и разговаривали между собой только на польском языке. Агент охранки доносил, что «студенты поляки большей частью носят конфедератки и другие принадлежности национального костюма. Дух между ними самый отчаянный».

Патриотические манифестации начинались обычно в костелах. 9 октября 1861 г. после богослужения студенческая манифестация направилась к зданию университета. Там студенты разбили витрины с приказами администрации, в актовом зале сорвали портрет Александра II и уничтожили его. Подоспевший отряд конных жандармов разогнал студентов; 60 человек было арестовано.

Никто не слушал лекций. Совет университета составил заявление о добровольном отказе студентов от участия в волнениях. Из 900 студентов решению Совета подчинились только 294».

Советские историки не хотели вспоминать, что разгоняли зарвавшихся панычей и студенты-украинцы — соратники медика Антоновича:

«От избытка националистических чувств поляки решились на возмутительный поступок — в актовом зале разбили золоченную раму, в которой хранился рескрипт императора Николая I об открытии Университета св. Владимира, и тут же демонстративно разорвали этот рескрипт. Но поляки не ожидали немедленного возмездия. В актовом зале началось настоящее побоище — малороссийские студенты стали молотить поляков.

Их сподвигло на это не трепетное отношение к памяти государя — то был ответ на обычное польское высокомерие и презрение ко всему русскому. Очевидцы сражения в храме науки с удивлением отмечали, что в одночасье Киевский университет перестал быть польским. Он стал украинофильским. Началась мода на все украинское — шапки, сорочки, песни и, конечно, горилку» (politolognews.sitecity.ru/ltext_2507190244).

А где был и что делал в это жаркое время господин попечитель, своим либерализмом подготовивший его приход?

Окончание следует

Литература

  1. Герцен А. И. Собрание сочинений в 30 томах. — Т. 14. Статьи из «Колокола» 1859–1860 гг. — М.: Изд. АН СССР, 1958. — 702 с.
  2. Усмиренiе польскаго мятежа в Кiевской губернiи в 1863 г. (отрывок из воспоминанiй генерал-лейтенанта В. Д. Кренке) // Историческiй Вёстник. — 1883. — Т. XIV. — С. 106–134.
  3. Марахов Г. И. Киевский университет в революционно-демократическом движении. — К.: Вища школа, 1984. — 120 с.
  4. Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. — Т. I (1861–1864 гг.). — Изд. АН СССР, 1961. — 422 с.
  5. Снытко Г. Г. Студенческое движение в русских университетах в начале 60-х гг. и восстание 1863 г. // Восстание 1863 г. и русско-польские революционные связи 60-х гг. Сборник статей под ред. В. Д. Королюка и И. С. Миллера. — М.: АН СССР, 1960. — С. 176–322.




© Провизор 1998–2022



Грипп у беременных и кормящих женщин
Актуально о профилактике, тактике и лечении

Грипп. Прививка от гриппа
Нужна ли вакцинация?
















Крем от морщин
Возможен ли эффект?
Лечение миомы матки
Как отличить ангину от фарингита






Журнал СТОМАТОЛОГ



џндекс.Њетрика