Логотип журнала "Провизор"








«Никого не винить, я сам»

Л. В. Львова, канд. биол. наук

«…в современной статистике смертей самоубийство почти во всех странах занимает тревожное третье место — вслед за смертью в результате болезни и несчастного случая. По ежегодной статистике почти полмиллиона землян каждый год сами ставят точку своей жизни»

Г. Чхартишвили «Писатель и самоубийство»

Рождение суицидологии

В разные времена к самоубийству относились по-разному.

«Пусть несчастный расскажет про свои горести, пусть власти дадут ему лекарство, и его беде наступит конец»,— считали в Древней Греции и держали для такого случая особый запас ядов.

В Римской Империи отношение к добровольной смерти несколько изменилось. «Если солдат попытается умертвить себя, но не сумеет, то будет лишен головы, если только причиной тому не были невыносимое горе, болезнь, скорбь, усталость от жизни, безумие или стыд».

Конечно же, все это относилось к свободным гражданам: раб не имел права распоряжаться своей жизнью.

Шло время. На смену язычеству пришла новая господствующая религия — христианство, и отношение к суициду кардинально изменилось.

Дошло до того, что в средние века в некоторых европейских странах светская власть стала приравнивать «несостоявшихся» самоубийц к разбойникам и ворам. Церковь же со своей стороны непреодолимую тягу к самоуничтожению объясняла одной-единственной причиной — вселением беса.

Но со временем столь простое объяснение перестает удовлетворять людей. Начинается поиск истинных причин добровольного ухода из жизни, и в конце XIX века, когда Западную Европу буквально захлестнула волна самоубийств, появляется фундаментальное исследование Эмиля Дюркгейма «Самоубийство».

Этой монографией французский социолог выносит приговор обществу, утверждая, что на самом деле человек не сам накладывает на себя руки — его убивает общество. При этом Дюркгейм выделяет три типа самоубийств: эгоистическое, альтруистическое и аномичное.

Эгоистическое самоубийство происходит из-за разрыва связей между человеком и обществом, из-за того, что человек становится «радикальным» индивидуалистом. К такому самоубийству, по Дюркгейму, склонны высокообразованные люди, поскольку образованность и связанное с ней материальное благополучие порождают индивидуализм. И как ни парадоксально, но чем легче жизнь человека, тем чаще он задумывается о суициде, считает автор и приводит множество примеров, иллюстрирующих этот тезис.

Альтруистическое самоубийство — вещь прямо противоположная, обусловленная недостаточной индивидуализацией личности. По мнению Дюркгейма, альтруистическое самоубийство — признак «общества низшего порядка», т. е. социума, в котором общественные интересы ставятся над личными, где собственное «я» не принадлежит человеку. Среднестатистический член такого общества «всегда готов пожертвовать своей жизнью, но зато он так же мало дорожит и жизнью других людей».

В период любых социальных потрясений (неважно, позитивных или негативных) на авансцену выходит аномичное самоубийство. (Аномия — в переводе с греческого означает «общее состояние дезорганизации».)

В качестве примера Дюркгейм приводит рост числа самоубийств во второй половине ХІХ века в победоносной Германии и объединившейся, бурно развивающейся Италии. Казалось бы, жители должны радоваться переменам. Ан нет: слом установившейся социальной иерархии, изменение общественного и имущественного статуса, огромное число людей, не приспособившихся к новым условиям существования, влекут за собой эпидемию самоубийств. Аналогичная картина, кстати говоря, наблюдается и в постсоветском обществе.

Конечно же, теория Дюркгейма не дала исчерпывающего ответа на все вопросы суицидологии. И тем не менее многие закономерности, обнаруженные им, выдержали испытание временем. Прежде всего, это вывод Дюркгейма о том, что уровень самоубийств растет по мере ослабления семейной, религиозной и политической интеграции.

Что же касается его объяснения значительного преобладания мужских самоубийств над женскими, то сейчас оно может вызвать лишь недоумение. Здесь основатель суицидологии в чем-то схож с приверженцем российского Домостроя: по мнению Дюркгейма, женщина менее чувствительна, ее мало трогает общественная жизнь и «очень несложных социальных форм достаточно для удовлетворения всех ее требований».

Надо сказать, что и в наше время мужчины в 3–4 раза чаще женщин сводят счеты с жизнью. Вся разница лишь в том, что современная психология причину подобного явления усматривает в большей ментальной пластичности и лучшей социальной адаптивности женщин. Правда, нельзя забывать и о том, что у женщин суицидальные попытки отмечаются почему-то в 5 раз чаще. Но, как правило, они связаны не с желанием покончить с собой, а с желанием привлечь внимание к себе, к своим страданиям.

Любопытно, что в скандинавских странах, где мужчины и женщины имеют практически равные возможности для самореализации, число самоубийств среди мужчин и женщин почти сравнялось.

Совсем другое дело — Япония, где женщины прибегают к суициду намного чаще мужчин, особенно в преклонном возрасте. Здесь, по всей вероятности, немалую роль играет традиционное воспитание, направленное на формирование высших женских добродетелей — самопожертвования, терпения и подчинения. Вкупе с отсутствием жесткого нравственного табу на самоубийство это нередко заставляет женщину считать суицид единственным выходом из сложной жизненной ситуации.

Теории ХХ века

В ХХ веке численность теорий суицида стала расти подобно грибам после дождя.

Последователь Эмиля Дюркгейма, М. Хальбвакс разрабатывает свою, отличную от систематизации учителя, классификацию самоубийств. Альтруистическое самоубийство он отрицает, относя его к разряду самопожертвования. Вместо этого предлагает различать самоубийство искупительное (самообвинение), проклинающее (протестное) и дезиллюзионное, связанное с разочарованием и неудовлетворенностью своим статусом.

Е. Шнайдман тоже выделяет три типа самоубийств.

К эготическому самоубийству, по его мнению, ведет самопорицающая депрессия.

Дуалистическое самоубийство он рассматривает как следствие отчуждения (фрустрации), ненависти, стыда и гнева, а «выламывающееся» (ageneratic) — как результат «выпадения» человека из поколенческих и родственных связей.

Дорпат и Босвелл классифицируют самоубийства по стадиям или по определенности намерений. В особые группы они выделяют суицид жеста, или демонстративный суицид, противоречивое («колеблющееся») покушение на свою жизнь, серьезное покушение и, наконец, завершенное самоубийство.

Бэгли рассматривает суицид как следствие хронической депрессии и выделяет при этом социопатический и старческий, или «гандикапный», суицид.

А. Бэхлер различает самоубийство эскапистское (бегство, уход), агрессивное, жертвенное и «нелепое», являющееся следствием самоутверждения в деятельности, сопряженной с риском гибели.

Дальше всех пошел Л. Векштайн: он составил перечень, насчитывающий тридцать видов суицидального поведения. Среди них хронический суицид алкоголиков или наркоманов, рациональный и психотический суициды, суицид «по небрежности», при котором самоубийца игнорирует реальные факторы. (Для справки. Под суицидальным поведением обычно понимают не только завершенное самоубийство, но и суицидальные попытки и намерения, которые рассматриваются как проявления одного и того же феномена. Правда, некоторые специалисты завершенный и незавершенный суицид относят различным, относительно самостоятельным явлениям, ссылаясь на то, что порой покушения носят характер шантажа.)

В 50-е годы американские социологи Эндрю Генри и Джеймс Шорт, воспользовавшись психоаналитической концепцией агрессии, вынесли на суд коллег гипотезу о связи уровня убийств и самоубийств. По их предположению, в благополучном, стабильном обществе агрессия, присущая человеку, не находя выхода, превращается в аутоагрессию. В результате число самоубийств растет. Но при всей своей логичности эта гипотеза, впрочем как и другие теории, срабатывает далеко не всегда. Подтверждений тому множество. Взять хотя бы постсоветские страны, где одновременно выросло число убийств и самоубийств, или Японию, где в последние десятилетия, напротив, прослеживается снижение уровня убийств и самоубийств.

Десятью годами позже, в 60-е годы, появляется еще один гибрид психоанализа и социологии. Именно тогда Морис Фарбер, изучив суицидальную статистику в скандинавских странах, приходит к выводу, что частота самоубийств в обществе прямо пропорциональна количеству индивидов, отличающихся повышенной ранимостью, и масштабу лишений, характерных для этого общества:

S = f(V,D),

где

S — вероятность самоубийства,
f — функция,
V — повышенная ранимость
D — масштаб общественных лишений.

Глядя на эту формулу, легко понять, что вероятность самоубийств может возрастать в нескольких случаях.

Особенно велика вероятность суицида для ранимого человека, оказавшегося в экстремальной общественной ситуации.

В то же время легкоранимый индивид может стать на путь самоубийства даже при отсутствии каких-либо общественных лишений.

У человека с устойчивой психикой, попавшего в тяжелейшую общественную ситуацию, вероятность суицида тоже достаточно велика. Пример тому — появление Берлинской стены в августе 1961 года, когда в восточном секторе буквально за одну ночь число самоубийц выросло в 25 раз.

Объективности ради нельзя не вспомнить о поисках биологической основы суицида.

Живой интерес ученых вызывают сведения о наследственной предрасположенности к самоубийству: по данным Фарбероу и Саймона у 6% суицидентов один из родителей был самоубийцей. (Это почти в 90 раз превосходит среднестатистическую норму.) Однако остается непонятным, что в подобной ситуации «играет первую скрипку»: генетически запрограммированное стремление к самоуничтожению или же близкое общение с родителем-самоубийцей.

Есть еще один факт, свидетельствующий в пользу наследственной предрасположенности к суициду. Только в этом случае речь уже идет не об отдельных индивидах, а об этнических группах. К примеру, совершенно точно доказано, что представители угро-финской группы (будь то жители Удмуртии, Венгрии или Финляндии, неважно) отличаются высокой склонностью к самоубийству.

Особой популярностью пользуется серотониновая теория самоубийства, связывающая суицидальное поведение с недостатком «гормона радости».

Базируется она на исследованиях профессора психиатрии Колумбийского университета, Дж. Манна, в ходе которых он выяснил, что практически у всех «состоявшихся» самоубийц содержание серотонина в мозге существенно снижается. У «несостоявшихся» суицидентов уровень этого нейромедиатора тоже уменьшается, но гораздо меньше.

Наблюдаемое явление, по мнению Манна, может быть вызвано несколькими причинами: либо «дурной» наследственностью, либо неправильным питанием, либо потреблением алкоголя или наркотиков, либо старостью. Исходя из этого, оптимисты тешат себя надеждой, что, отслеживая при помощи позитронно-эмиссионной томографии уровень серотонина, можно будет своевременно проводить профилактику самоубийств.

Портрет самоубийцы

Современная медицина выделяет четыре группы суицидального риска.

В первую группу входят люди с психическими заболеваниями — маниакально-депрессивным психозом, шизофренией и т. п. Кстати, по некоторым данным, при шизофрении самоубийство является главной причиной смерти.

Вторая группа риска включает алкоголиков и наркоманов.

В третью группу входят «индивиды с личностными нарушениями» (или «абнормальные личности»), а в четвертую — практически здоровые люди, склонные к острым ситуационным реакциям.

Кто же из них чаще всего кончает жизнь самоубийством?

Одни психиатры считают, что 90–95% суицидентов имеют психическую патологию, другие считают эту цифру завышенной: по их данным лишь треть самоубийц страдает психическими заболеваниями. Третьи же утверждают, что четверо из пяти самоубийц психически здоровы.

Так что единого мнения в этом вопросе нет. Известно только, что кривые женских и мужских самоубийств в каждой стране имеют свои «национальные особенности» (рис. 1 и рис. 2).

Рис. 1.*
Рис. 2.*

* Источник: Д. Богоявленский, Бюллетень «Население и общество», № 5’2001 г.

К примеру, в США и странах Западной Европы — Великобритании, Германии, Франции — во всех возрастных группах число самоубийств гораздо ниже, чем в Венгрии и России. Причем в странах с относительно низкой суицидальной активностью количество самоубийств среди мужчин резко возрастает после 65 лет, т. е. после достижения пенсионного возраста. В России добровольную смерть выбирает большое чило мужчин среднего возраста (т. е. 40–59 лет), после чего суицидальная активность идет на спад, а после 65 лет снова резко возрастает. В Венгрии наблюдается два всплеска мужских самоубийств. Первый приходится на работоспособный возраст (30-50 лет). Второй, более значительный подъем кривой самоубийств, начинается после 65 лет.

Что касается женщин, то здесь картина иная.

В странах Западной Европы, России и Венгрии число женских самоубийств растет с возрастом, достигая максимума среди людей весьма преклонного возраста. В США, наоборот, женщины после 50 лет несколько реже прибегают к столь кардинальному решению проблемы.

К слову, российские психиатры попытались составить словесные портреты суицидентов. И вот что у них получилось.

Портрет № 1.
Вполне работоспособный разведенный мужчина 20–59 лет, возможно, имеющий судимость. Живет отдельно от семьи. Тяжелыми заболеваниями не страдает. Злоупотребляет спиртными напитками, но на учете у нарколога не состоит. Накануне суицида не высказывает намерения покончить с собой.
Портрет № 2.
Неработающая вдова старше 60 лет. Живет с детьми и внуками. Страдает психическими или соматическими заболеваниями, имеет инвалидность. Алкоголь не употребляет. Перед суицидом высказывала намерение покончить с собой.

Характерно, что у большинства российских самоубийц (по некоторым сведениям у 60%) судмедэксперты выявляют повышенное содержание алкоголя в крови. В 40% случаев его (т. е. алкоголя) концентрации соответствуют средней и сильной степеням опьянения. Причем обнаруживается алкоголь не только у хронических алкоголиков, состоящих на учете, но и у тех, кто, по словам родственников, запоями не страдал, «пил, как все» или «вообще не пил».

Изменить мироощущение

«Перепробовав различные способы без видимого эффекта, прописал пациенту холодный душ каждое утро. Через десять дней страсть к самоистреблению совершенно исчезла и более не возвращалась. Известно также, что вовремя сделанный клистир отлично рассеивает желание самоубийства».

Из записок английского психиатра, 1840 год

История сохранила немало способов лечения суицидальной склонности.

Одни врачи считали, что стремление к самоубийству можно излечить, если за уши поставить пиявки. Другие отдавали предпочтение наложению пластыря на область печени в сочетании с обильным, очень холодным питьем. Третьи утверждали, что, если помазать больному ноги противонарывной мазью, «душевный нарыв» лопнет и все будет хорошо.

Некоторые врачи в качестве панацеи предлагали своеобразную психотерапию.

К примеру, один французский психиатр пришел к выводу, что для девушек лучшим средством от «черной меланхолии» является замужество, а известный философ Фрэнсис Бэкон рекомендовал меланхоликам для восстановления душевной гармонии заняться математикой.

В наше время экзотические способы лечения ушли в прошлое. Сегодня главная задача специалистов, по мнению руководителя кризисной психоневрологической службы г. Харькова, врача-психотерапевта Михаила Львовича Суслова,— своевременная профилактика суицидального поведения. Тем более, что за годы независимости число самоубийств удвоилось, в результате чего Украина перешла в разряд стран с высоким уровнем самоубийств. В количественном выражении это означает, что из каждых 100000 жителей примерно 30 человек добровольно уходят из жизни.

В отношении незавершенных суицидов точная статистика отсутствует. Можно лишь сказать, что попыток покончить с собой во много раз больше.

Способы самоубийства стары, как мир. Это повешение, прыжки с высоты, отравление (только не ядами, как раньше, а любыми имеющимися под рукой медикаментами). Именно по этой причине нужно с особой осторожностью использовать антидепрессанты, нейролептики и транквилизаторы при лечении «несостоявшихся» самоубийц.

Стремление к самоубийству подобно раку. Только разъедает оно не тело, а душу человека. И когда процесс заходит слишком далеко, остановить его очень трудно.

Выписавшись из стационара, суицидент «уходит» из поля зрения специалистов, оставаясь один на один со своими нерешенными проблемами: психически здоровый пациент не обязан проходить курс реабилитации у психотерапевта. Обратиться за помощью он может добровольно, что, по словам Михаила Львовича, случается крайне редко. (Суициденты с психическими заболеваниями — иное дело. После стационара они должны наблюдаться у районного психиатра.)

С учетом существующего положения вещей даже далекому от суицидологии человеку становится понятно, почему сотрудники кризисной службы столь большое значение придают профилактике депрессии.

Однако здесь возникают некоторые сложности.

Прежде всего, мало кто может преодолеть чувство ложного стыда, с которым в нашем обществе сопряжено обращение к психиатру. По наблюдениям Суслова, лучше всего это удается «молодым людям с высоким образовательным цензом, имеющим склонность к рефлексии». Они-то и составляют основной контингент отделения психотерапии и нейрофизиологии городского психоневрологического диспансера.

Помимо аутотренинга, гипноза и иглоукалывания в работе с пациентами используется групповая или индивидуальная психодинамическая терапия, адаптированная к нашим условиям. Иными словами, общение пациента с психотерапевтом укладывается в несколько десятков сессий (20, 30 или 50). Причем, как сказал Михаил Львович, «лечится не болезнь, а больной», т. е. врач в первую очередь ориентируется на индивидуальность пациента, на его личностные особенности. После завершения лечения мироощущение людей настолько меняется, что неразрешимые, казалось бы, проблемы благополучно разрешаются — пациенты женятся, находят работу, у них нормализуются отношения с окружающими. Словом, жизнь меняется к лучшему.

В тех случаях, когда человек нуждается в «скорой психологической помощи», ему стоит обратиться в Харьковскую областную ассоциацию экстренной психологической помощи.

По замыслу создателей ассоциации она предназначалась для людей «критического» возраста, испытывающих трудности с самоидентификацией, определением своего положения в обществе. Это в первую очередь молодые люди 18–20 лет, выбирающие свой жизненный путь, и люди 55–60 лет, т. е. вновь испеченные пенсионеры. Но, по словам руководителя ассоциации, профессионального психолога Дмитрия Васильевича Солошенко, жизнь внесла свои коррективы.

За полтора года существования ассоциации услугами сотрудников телефонов доверия воспользовалось 15 тыс. харьковчан. Звонившие, как правило, были обеспокоены взаимоотношениями с окружающими. По поводу суицида за это время обратилось примерно 120 человек. Сотрудники, проработавшие на телефоне доверия 7–8 лет, с удивлением замечают, что к ним все чаще и чаще обращаются люди, страдающие психическими заболеваниями (что, скорее всего, связано с ухудшением работы специализированных медучреждений).

То ли потому, что некоторые харьковчане имеют слабое представление о психологии, то ли от безысходности, сказать трудно, но много звонков связано отнюдь не с психологическими проблемами. На этот случай в ассоциации сформирована база данных, пользуясь которой сотрудники телефонов доверия подсказывают клиенту, куда ему нужно обратиться.

Экстренной помощью деятельность ассоциации не ограничивается.

По мере поступления заявок от клиентов формируются группы психокоррекции.

Каждый из специалистов, проводящий такие занятия, имеет свой излюбленный метод. Одни предпочитают психоанализ, другие — нейролингвистическое программирование, третьи, придерживаясь принципов гуманистической психологии, видят свою задачу в способствовании личностному росту клиента.





© Провизор 1998–2022



Грипп у беременных и кормящих женщин
Актуально о профилактике, тактике и лечении

Грипп. Прививка от гриппа
Нужна ли вакцинация?
















Крем от морщин
Возможен ли эффект?
Лечение миомы матки
Как отличить ангину от фарингита






Журнал СТОМАТОЛОГ



џндекс.Њетрика