Логотип журнала "Провизор"








Господин попечитель

Н. П. Аржанов, г. Харьков

Последнее выступление Н. И. Пирогова в роли попечителя Киевского учебного округа советские биографы, обычно не скупившиеся на славословия великому хирургу, прокомментировали, на удивление, лаконично [1, 2]: «В феврале 1861 г. Пирогов произносит речь перед депутацией от польских студентов Университета св. Владимира и передает ее для распространения между другими студентами университета». Однако сама речь во времена СССР никогда не публиковалась, и сейчас станет понятно — почему.

Поляки, намереваясь спровоцировать правоохранителей на ответные силовые меры, решили заранее осведомиться: примет ли господин попечитель, как всегда, их сторону? Предосторожность оказалось не напрасной — Николай Иванович, вдруг заметив истинное отношение киевлян к бузотерам, неожиданно отказался от предвзятого подхода, требующего соблюдения законности только от одной стороны конфликта — власти (для «революционеров», как мы теперь знаем, такое соблюдение не обязательно) [3]:

«При объявленiи в Кiев манифеста об освобожденiи крестьян полицейскiй чиновник увидел студента-поляка П. в шапке и с папиросой в зубах. Полицейскiй сделал замечанiе, но получил обидный ответ и донес начальству. Дело дошло до генерал-губернатора И. И. Васильчикова, который приказал уволить П. из университета. Студенты-поляки устроили сходку. К Н. И. Пирогову была послана депутацiя: спросить, примет ли он адрес о соблюденiи «законности суда над студентами в случае столкновенiя их с полицiей». Попечитель ответил следующим воззванiем:

«Господам студентам-полякам Университета св. Владимiра.

Могу сказать, положив руку на сердце, что в святом деле науки и правды я никогда не делал различiя между студентами русскими, поляками, немцами и евреями. Я верил тому, что в университете научныя стремленiя должны быть сильнее нацiональных.

Но два года тому назад я заметил, что учрежденiе студенческой библiотеки, дело научное и нашедшее сочувствiе у русских, не так было принято поляками. А теперь нацiональныя стремленiя поляков уже столь сильно обнаруживаются, что легко могут взять перевес над научными.

Моя обязанность — предостеречь вас, сказав вам чистую правду. Вот она. Из вас, верно, никто не пожалуется на стесненiя со стороны университетскаго начальства, как вы жаловались прежде. Вы пользуетесь полною свободою ученiя и университетской жизни. Начальство края не делает так же, как и университетское, никакого различiя между русскими и поляками.

Но это предполагает, что и студенты не сделают университет местом проявленiя нацiональных стремленiй. Да и вне университета проявлять их без такта и наперекор существующему порядку вещей — значит, действовать не только в упрек своей нацiональности, но и навлекать нареканiя против сословiя, к которому мы принадлежим. А всего хуже, что, действуя так, вы можете стеснить и ту свободу, которою пользуетесь в университетской жизни, лишая возможности ваше начальство оправдывать вас перед судом общественнаго мненiя.

Кто дорожит свободой науки, тот не должен заграждать путь, которым мы хотим вести вас к знанiю и правде. Неужели кто-нибудь из вас хочет доказать, что мы все еще не зрелы и не способны преодолеть трудности этого пути? Всякая нацiя, заявляя свою народность в присутствiи другой без надлежащаго такта, легко пробуждает не сочувствiе, а ненависть и вражду. Что же будет, если нацiональная вражда заглушит научныя стремленiя, которыя любят безстрастную свободу мысли и слова?

Обсудите же теперь и хладнокровно ваши действiя. Припомните, что за недавними событiями в городе обнаружился целый ряд действiй, имевших один характер. Молва приписывает их вам, как молодым людям, расположенным к увлеченiю. К сожаленiю, нужно признаться, что некоторые из вас все сделали, чтобы поддержать эти слухи.

Спрашивается, сделали ли вы все, чтобы предупредить раздраженiе, удалили ли поводы к толкам и обеспечили ли строгою законностью соб­ственных действiй точное исполненiе закона?

Кто искренне желает правды и правосудiя, тот не должен ли прежде всего сам исполнять закон? Между тем, некоторыя действiя и поступки (как-то: шум и безпорядки в театре, столкновенiя с полицiею во время антракта и на пожаре; резкое несоблюденiе формы, тогда как вам дано право не носить ее совсем вне университета; появленiе фантастических костюмов на улице) должны были в глазах местнаго начальства оправдывать молву, приписывающую вам и другiя, более значительныя происшествiя, которыя обнаруживали нацiональныя стремленiя, выраженныя незаконно, грубо и безтактно (выбитiе стекол ночью в пансiоне для девиц, объявленiя на стенах, ношенiе траура на форменном платье, выходки в трактирах). Этим объясняется, может быть, также не всегда правильныя действiя местной администрацiи, на которыя вы теперь жалуетесь. А отсюда берут начало и ваши желанiя иметь более определенныя гарантiи. Судите же теперь: совершенно ли вне вас лежит причина ваших жалоб и неудовольствiй?

Я обещал вам ходатайствовать, чтобы ваши законныя желанiя были удовлетворены, но с условiем, если они изложены будут прилично. Что же вышло? Вы сами знаете. Могли ли вы требовать, чтобы вам сочувствовали и разделяли ваш взгляд на вещи, ведущiй не к достиженiю правды и законности, а еще к большему раздраженiю? Желать этого могли бы только пессимисты или увлеченные порывами страстей.

Итак, я имел полное право, и не юридическое, а нравственное, отказать вам в моем участiи, как скоро условiе, сделанною мною, было не соблюдаемо. Но, желая добра одинаково всем студентам, я считал ненравственным с моей стороны оставить вас на том опасном пути, куда увлекают вас порывы страстей. Я сделал больше, чем обещал, более, чем имел право сделать. Я полагаю, что благоразумiе и разсудок, наконец, возьмут свое. Я и теперь еще не теряю убежденiя, что вы не лишите меня всех средств быть вам полезным так, как я этого искренне желаю».

«Благоразумие и рассудок» осенили Пирогова лишь напоследок. В Петербурге осознали, что либерализм попечителя пора пресечь, иначе университетские протеже Николая Ивановича устроят-таки в Киеве вторую Варшаву. Даже долготерпеливый генерал-губернатор поставил, наконец, вопрос ребром — или попечитель, или я [4]:

«Первое заявленiе мое о Пирогове, — говорил И. И. Васильчиков, — осталось без ответа, а при втором представленiи я должен был оговорить, что если не получу удовлетворительнаго ответа, то сам должен буду просить увольненiя от должности».

Формальных препятствий к удалению Пирогова из Киева не было: прошение Николая Ивановича об отставке «по расстроенному здоровью» лежало в инстанциях с прошлого года (попечитель давно взял за обыкновение угрожать таким способом начальству, вымогая очередные уступки). Вопреки своим громким словам о нравственности, он еще за несколько месяцев до вышеупомянутого «казуса Пашковского» решил оставить подопечных «на том опасном пути, куда их увлекали порывы страстей»:

«Слишком резкое отступление его от обычного типа попечителей вызвало трения, столк­новения — и Пирогов был представлен как беспокойный и несоответствующий той в высшей степени неопределенной вещи, которую принято называть «видами правительства». Ему было предложено стать членом Совета Министра народного просвещения. Но позолоченные пилюли не входили в число медикаментов, допускаемых Пироговым, сказавшим в одном из трудов, что виляние, нерешительность и неоткровенность непременно приводят человека к пагубному разладу с самим собою и к нравственному самоубийству. Он решил остаться на посту и ждать отставки. Вот что писал он баронессе Раден 26 ноября 1860 г.:

«Глубокоуважаемый друг мой!

Наконец осуществилось то, что я предчувствовал в течение пяти лет. Министр дал мне знать, что сильная интрига очернила меня и что он не уверен в том, что ему удастся защитить меня и мой образ действий. Мне советуют принять другое назначение и немедленно редактировать в этом смысле мое прошение об отставке, чего я, конечно, не сделаю.

Зачем я стану упорствовать в моих попытках быть полезным отечеству моею службою? Разве они не убедили меня в том, что во мне не хватает чего-то, чем необходимо обладать, чтобы быть приятным и казаться полезным? Я настолько доверяю своим силам и уповаю на милость Бога, что надеюсь не умереть с голоду и довести воспитание своих детей до конца. Чего нам, людям, еще нужно?

Итак, я решил спокойно ждать отставки, благодаря Бога за то, что он сохранил мне чистую совесть и незапятнанную честь. Я могу сказать, положа руку на сердце, что, вступив на скользкий путь попечителя округа, я старался всеми силами и со всею свойственной моей душе энергией оправдать перед своим отечеством высокое доверие, мне оказанное. Завершая свою служебную карьеру, прошу Вас передать Великой княгине, что я высоко ценил ее поддержку в трудные минуты моей пятилетней службы и не совершил ни одного поступка, которого не мог бы оправдать пред судом своей совести.

Я знаю, что мне придется выслушать массу неприятностей в то время, когда я, объявленный неспособным к труду, буду в качестве земледельца зарабатывать себе кусок хлеба. Так создан свет и таково течение жизни, на которое надо смотреть со стоическим равнодушием. Самолюбие мое удовлетворено. Такими результатами жизни еще можно довольствоваться. Новое поприще, на которое решаешься вступить, будучи 50 лет от роду, конечно, не отличается устойчивостью, но если человек здоров, то можно добиться результатов и на этом шатком пути. Лучше начать слишком поздно, чем слишком поздно кончить» (orel.rsl.ru/nettext/russian/koni/pirogov).

Мало того — при всей самоуничижительной рисовке этого письма соискатель «куска хлеба» (получавший огромную профессорскую пенсию) на самом деле в глубине души полагал, что теперь ему впору по меньшей мере министерское кресло [5]:

«Либеральное общественное мнение прочило Пирогова в министры просвещения. И сам он сознавал себя тремя головами выше тех дюжинных бюрократов, которые распоряжались русским просвещением.

Русский либерализм, бедный верою в свои силы, всегда питал жадность к культу героев бюрократического либерализма: Лорис-Меликова, Святополк-Мирского, Витте или Кони. Он верил, что отечественный прогресс встанет на надежные рельсы, как только Пирогов и Кони займут министерские посты».

Высокие покровители Пирогова при дворе провели подготовительную работу, но занять пост министра просвещения Николай Иванович был согласен только победителем, на своих условиях, и не сумел поступиться гордыней и «идеалами демократии»

В начале декабря 1860 г. Пирогов выезжает в Петербург на совещание попечителей учебных округов для выработки правил взаимоотношений полиции и университетского начальства в вопросе о надзоре за студентами.

17 (23) декабря Пирогов представлен царю и Великому князю Константину Николаевичу» [1].

«Придворные покровители пытались помирить Пирогова с царем. Великая княгиня Елена Павловна намекала Пирогову на новые должности, просила только «получить доверие Государя», а во время аудиенции «соглашаться и благодарить».

Царь одновременно принимал Пирогова и попечителя Харьковского округа Зиновьева. Пирогов описал это свидание так: «Представлялся Государю и Великому князю. Государь позвал еще и Зиновьева и толковал с нами 3/4 часа; я ему лил чистую воду. Зиновьев начал благодарением за сделанный Государем выговор студентам во время его проезда через Харьков, — не стыдясь при мне сказать, что это подействовало благотворно. Жаль, что аудиенция не длилась еще четверть часа; я бы тогда успел высказать все, — помогло ли бы, нет ли, — по крайней мере с плеч долой» (medbook.h11.ru/xyz/porud1/page12).

После «чистой воды» отставка и вправду стала неизбежной, и ее надлежало использовать с максимальной пользой для имиджа «жертвы режима». Многодневные проводы попечителя вылились в грандиозный агитспектакль [6]:

«Н. И. Пирогов был уволен с должности попечителя Киевского учебного округа Высочайшим указом от 13 марта 1861 г. с оставлением членом Главного правления училищ. Широкое чествование Н. И. Пирогова в связи с его увольнением было организовано киевской передовой общественностью в начале апреля 1861 г. Сам Пирогов в воспоминаниях очень глухо говорит о причинах своей отставки, отмечая лишь «пакости» генерал-губернатора, осложнявшие его работу в Киеве».

«Дело в том, что Пирогов, отъявленный демократ, не сошелся с княгинею Катериною Васильчиковою, которая управляет Киевским краем вместо мужа. В этом доблестном поступке генерал-губернатора, урожденного княжной Щербатовой, ей помогал доносами и сплетнями некий инспектор Рейнгардт. Говорят, что он получил 1500 рублей поощрительного вознаграждения, а теперь просит у управляющей краем генеральши место бердичевского полиц­мейстера. При способностях, им показанных, он может просить больше» (Рейнгардт Иван Львович — подполковник, инспектор студентов Киевского университета — Н. А.).

«Проводы Н. И. Пирогова были великолепны. Это было совершение великого долга, долга опасного, и потому хвала тому доблестному мужу, который вызвал такие чувства, и хвала тем благородным товарищам его, которые их не утаили!

Отставка Н. И. Пирогова — одно из мерзейших дел России дураков против Руси развивающейся. Видеть падение человека, которым Россия гордится, и не покраснеть до ушей от стыда — невозможно. Немолчащие рабы Киева защитили Россию, они сделали историческое событие».

Триумфатор исторического события удалился в имение на заслуженный отдых — подальше от Киева, где грозные события развивались по нарастающей. А для генерал-губернатора победа над Пироговым стала пирровой. Эпитафию Иллариону Илларионовичу (см. рис.) находим в дневнике министра [7]:

Рисунок Князь И. И. Васильчиков

 

«12 ноября 1862 г. Получено известие о кончине князя И. И. Васильчикова. Еще одна вакансия, которую трудно заместить. Сожалею об этой утрате. Несмотря на ограниченность ум- ственных сил киевского губернатора, с ним можно было вести дело без тех неприятных столкновений, которыми отличается управление генерала Назимова в Вильне.

17 января 1863 г. Вечером заседание у митрополита. Характеристично пренебрежение, с которым митрополит Киевский заблагорассудил отзываться о покойном князе Васильчикове. Говоря о его отчете, Арсений сказал: «Вероятно, князь не помнил, а подписывал во второй раз прошлогодний отчет».

Впрочем, почти столь же низко оценили итоги работы попечителя потомки-большевики, разочарованные его недостаточной революционностью и неприятием Пироговым идеи «замачивания» столь ненавистного им Российского государства [5]:

«Несмотря на крайнюю умеренность своей общественной программы, — ведь если брать формально, то программа Пирогова окажется много правее октябризма, — Пирогов жил и умер политическим утопистом, несравненно более беспочвенным, чем его антагонист Добролюбов. Утопизм и заключался в крайней его умеренности, которая делала гуманитарную программу Пирогова политически беспредметной. Если к числу реалистических политиков не может быть отнесен тот, кто, осердясь на блох, валит шубу в печь, то не меньшим фантастом будет и тот, кто хочет вымыть шубу, не замочив шерсти. А Пирогов именно этим и был озабочен.

Ярче всего утопизм Пирогова сказался в университетском вопросе. Пирогов неутомимо отстаивал свободу науки и автономию университета. Он твердо стоял на том, что успешное или продолжительное преподавание анатомии не должно непременно находить свое высшее признание в чине действительного статского советника, и не уставал убеждать, что «университет, поставленный вне табели о рангах, не потеряет своего достоинства». Но на самую цитадель государственности он не посягал, — наоборот, он приспособлял к ней свои реформаторские идеи и ею эти идеи поверял.

Отстаивая автономию университетов, он с убеждением, которое не всем должно было казаться искренним, спрашивал: «Чем это будет вредно нашему государственному устройству?» Интересы научного исследования и интересы государства совпадают, уверяет он, «при всяком образе правления». Более того. Свободу исследования и преподавания он защищает не только со стороны интересов науки, но и с точки зрения существующего строя. У него выходит так, что тем именно и хороша автономия, что она лучше всего противодействует «распространению опасных и вредных общественных псевдодоктрин».

Правда, пироговская защита университет- ской автономии была издана в 1863 г. по распоряжению Министерства народного просвещения. Комментарий к университетскому уставу 1863 г. особенно рекомендовал работу Пирогова, как отличающуюся «наибольшей глубиной и гуманностью взгляда». Но здесь же вежливо отмечалась некоторая «идеальность взглядов» Пирогова.

Конечно, Пирогов, бывший профессор и попечитель округа, не мог так-таки безоговорочно верить в ненарушимую гармонию свободной науки и отечественного режима. И он действительно вносит в эту гармонию коррективы, — но не к режиму, а к свободе науки.

«Если учение выродилось в явную вражду против основ общественного порядка и права, тогда наступает право государства прямо препятствовать злоупотреблению свободой науки». Наука и исследование свободны, поясняет Пирогов. Но свобода науки кончается там, где обнаруживается цель — «представить существующий порядок в искаженном виде и не имеющим разумной причины бытия».

Вся дальнейшая судьба русских университетов ярко свидетельствует о «некоторой идеальности» пироговского государственного оппортунизма».

Сегодня кое-кто в Украине снова извлекает из нафталина западную идею университетской автономии (теперь трактуемой не как «свобода науки», а как «кормушка для ректора»). Но в 1860-е гг. в Киевском университете уже нашлись исследователи, обретшие свободу и автономию для себя лично. Яркий пример такой реализации «европейского вектора развития» — судьба прозектора анатомии Исидора Коперницкого, принятого в университет по рекомендации Пирогова. Но это — другая история.

Литература

  1. Геселевич А. М. Летопись жизни Н. И. Пирогова. — М.: Медицина, 1976. — 100 с.
  2. Геселевич А. М. Научное, литературное и эпистолярное наследие Н. И. Пирогова. — М.: Госуд. изд. мед. литературы, 1956. — 263 с.
  3. Усмиренiе польскаго мятежа в Кiевской губернiи в 1863 г. (отрывок из воспоминанiй генерал-лейтенанта В. Д. Кренке) // Историческiй Вёстник. — 1883. — Т. XIV. — С. 106–134.
  4. Троцкий Л. Д. Н. И. Пирогов // Киевская мысль. — 1913. — №№ 337, 343.
  5. Герцен А. И. Собрание сочинений в тридцати томах. — Т. 15. — Статьи из «Колокола» 1861 г. — М.: Изд. АН СССР, 1958.
  6. Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел. — Т. I (1861–1864 гг.). — Изд. АН СССР, 1961. — 422 с.




© Провизор 1998–2022



Грипп у беременных и кормящих женщин
Актуально о профилактике, тактике и лечении

Грипп. Прививка от гриппа
Нужна ли вакцинация?
















Крем от морщин
Возможен ли эффект?
Лечение миомы матки
Как отличить ангину от фарингита






Журнал СТОМАТОЛОГ



џндекс.Њетрика